В кабинете Валерия Залужного, главы Вооруженных сил Украины, почти нет личных контактов, если не считать фотографии солдата в форме в рамке на его столе. «Когда я спокоен, когда дела идут хорошо, эта картина лежит лицом вниз, мне не нужно на нее смотреть. Когда у меня есть сомнения в чем-то, я прямо говорю об этом», — объясняет он.
В настоящее время изображение находится в вертикальном положении. На нем изображен покойный генерал Геннадий Воробьев, который командовал сухопутными войсками Украины с 2009 по 2014 год. Он омолодил высшие чины, привил культуру уважения к подчиненным и отказался от ввода войск для подавления массовых протестов в 2013-14 годах. «Я смотрю на фотографию, пытаясь понять, что сделал бы Геннадий Воробьев, — говорит генерал Залужный.
Неудивительно, что выбор генерала ложится на него тяжелым бременем. Мало кто имеет столько власти и ответственности. Его решения могут определить не только ход крупнейшего конфликта в Европе со времен Второй мировой войны, но и судьбы сотен тысяч солдат и мирных жителей. Тем не менее, одетый в флис, с кирпичной фигурой и застенчивой, но лукавой улыбкой, он больше похож на хитрого фермера, чем на властного офицера. Впрочем, в Украине, где казаки и обрабатывали землю, и защищали ее, эти два призвания не так уж далеки друг от друга. «Я не делаю ничего экстраординарного. Я просто делаю свою работу — ту, которую люблю больше всего», — говорит он.
Генерал Залужный слишком молод, он не служил в Советской армии, и никогда не был привит к ее культуре «командира», которая вознаграждает послушание и подавляет инициативу. «Всегда можно быть нормальным… Оставаться человеком в любой ситуации — это самое главное». Но это не значит, что он не силен: «С начала войны я уволил десять [генералов], потому что им было не до того. Другой застрелился». Еще более безжалостно он, естественно, относится к оккупантам, с которыми борется с 2014 года: «Русских и любых других врагов нужно убивать, просто убивать, и, главное, не бояться этого делать».
Эта решимость имела решающее значение в первые дни войны, когда посторонние считали, что украинскому государству и вооруженным силам грозит полный крах. «Американцы сказали нам готовиться к окопной обороне. Но у нас был один шанс, и мы им воспользовались… Нашей задачей было распределить наши меньшие силы таким образом, чтобы использовать нетрадиционную тактику, чтобы остановить натиск».
Генерал Залужный не пренебрегает российскими войсками: «Они не идиоты». Как и Владимир Зеленский, президент Украины, он вырос, говоря по-русски и читая русскую литературу. Но армия, которую он возглавляет, является полной противоположностью своей российской коллеге, точно так же, как г-н Зеленский едва ли может быть более непохожим на Владимира Путина. «При всём уважении к господину Суровикину [командующему руоссийскими войсками в Украине], если вы посмотрите на него, то он обыкновенный петровский полководец петровских времён, скажем так, держиморда [жестокий солдафон в пьесе Гоголя “Ревизор”]. Ты смотришь на него и понимаешь, что либо ты выполняешь задание, либо тебе пиздец».
Такой подход, по словам генерала Залужного, в Украине просто не работает. После того как в 2014 году в результате протестов правительство было свергнуто, а Россия вторглась на восток Украины, «21-летние лейтенанты пришли командовать мужчинами в возрасте от 50 до 60 лет». Со своей стороны, он говорит: «Я, конечно, не думаю, что я здесь самый умный. Я должен и умею слушать тех, кто находится в поле. Потому что инициатива есть».
Однако генерал Залужный является одним из самых популярных людей в Украине благодаря успешному ведению войны. Он никогда не проявлял никакого интереса к политике, но его популярность неизбежно порождала неуверенность в администрации президента, которая фактически опрашивала украинцев, чтобы они проголосовали за политическую партию генерала, хотя у него ее нет. Чиновники, близкие к Зеленскому, сразу же отмечают, что генерал Залужный не был на передовой. Это, говорят защитники генерала, потому что те же чиновники запретили ему это делать. Кое-кто в окружении президента хотел бы заменить его командующим сухопутными войсками Украины генералом Александром Сырским, во главе которого в прошлом году был назначен генерал Залужный.
В лучшем случае это мелкое соперничество лишь отвлекает. Хуже того, говорит высокопоставленный военный, они могут подорвать единство Украины и ослабить доверие Запада к ее лидерам. «Сейчас не время для политиканства или подрыва доверия между политическим и военным командованием», — предупреждает он. У генерала Залужного ведь хватает насущных проблем, о чем свидетельствует прямая фотография генерала Воробьева.
Полное интервью корреспондента The Economist с командующим украинской армией Валерием Залужным
Валерий Залужный: Для нас, для военных, война началась в 2014 году. Лично для меня в июле 2014 года. И я понятия не имел, что такое война на самом деле в 2014 году.
Я прочел много книг, окончил все академии с золотой медалью, теоретически все понимал, но не понимал, что такое война на самом деле. Но за восемь лет войны, до 2022 года, и я, и мне подобные все прекрасно поняли.
Все, что мы сделали, когда началась широкомасштабная агрессия, — это внедрили не только наши знания, которые у нас уже были в 2014 году, но и навыки и опыт, которые мы приобрели с тех пор. И самый главный опыт, который у нас был и тот, который мы исповедовали почти как религию, заключается в том, что русских [здесь и дальше в тексте имеется в виду не только русских, но всех россиян] и любых других врагов надо убивать, просто убивать, а главное, не бояться это делать. И это то, что мы делаем.
Все, что произошло 24 февраля, было увеличением масштаба. До этого у нас был фронт 403 км и 232 опорных пункта. А к 24 февраля этот фронт вырос до 2500 км. И мы были относительно небольшой силой, но мы вступили в бой. Естественно, мы понимали, что недостаточно сильны. Наша задача состояла в том, чтобы распределить наши меньшие силы таким образом, чтобы использовать нетрадиционную тактику, чтобы остановить натиск.
The Economist: Что отличает вас как полководца?
В.З .: В Советской Армии приветствовалось и внедрялось одно понятие: командир. Но быть командиром и быть лидером — не одно и то же. При всем уважении к господину Суровикину [командующему русскими войсками в Украине], если посмотреть на него, то он рядовой петровский полководец петровских времен, скажем так, держиморда [герой комедии Гоголя “Ревизор”].
Смотришь на него и понимаешь, что либо ты выполняешь задание, либо тебе пиздец. И мы давно поняли, что это не работает. И мы особенно осознали это в 2014 году, когда 21-летние лейтенанты стали командовать мужчинами в возрасте от 50 до 60 лет. Конечно, у нас были свои держиморды, которые пытались наводить порядок кулаками и бицепсами, но в украинской армии это не работает на 100%. Нормальным всегда можно быть. Быть нормальным — значит оставаться человеком в любой ситуации — это самое главное. Остаться человеком, стать лидером. Быть умнее, быть сильнее, быть талантливее и при этом пытаться управлять людьми. Это религия, которую я исповедовал.
Э : Значит ли это, что вы прислушиваетесь к своим офицерам и поощряете их инициативу?
ВЗ : Я доверяю своим генералам. С начала войны я уволил десять из них, потому что им было не до этого. Еще один застрелился. Я доверяю Сырскому [генералу Александру Сырскому, командующему сухопутными войсками Украины]. Если он мне говорит, что ему нужна еще одна бригада, значит, ему действительно нужна еще одна бригада. Я, конечно, не думаю, что я здесь самый умный. Я должен и умею слушать тех, кто находится в поле. Потому что инициатива есть.
Э : Кто для вас является военным образцом для подражания?
ВЗ : Поверните голову налево. Есть портрет покойного Геннадия Петровича Воробьева [командующий Сухопутными войсками Украины с 2009 по 2014 год]. Это был человек, пользующийся огромным уважением в армии. Зачем мне это здесь? Когда я спокоен, когда дела идут хорошо, эта картинка обычно лежит лицом вниз, мне не нужно на нее смотреть. Когда я в чем-то сомневаюсь, я высказываю это прямо. Я оборачиваюсь и смотрю на него, пытаясь сообразить, как поступил бы в этой ситуации Геннадий Воробьев. Это человек, который добился успеха. Это человек, которому пришлось нелегко, потому что он всем помогал. Каждому! Он знал всех в Вооруженных Силах, их жен, детей, племянников и так далее. Ему было тяжело, но он взял это тяжелое бремя и понес его. Это модель.
Э : Фотография в данный момент.
ВЗ : Да. Есть много сомнений.
Э : Каких?
В.З .: Мы уже через ряд операций поняли, что главное не бояться этого врага. С этим можно бороться, с этим нужно бороться сегодня, здесь и сейчас. И ни в коем случае нельзя откладывать это на завтра, потому что будут проблемы. Для этого вам понадобятся ресурсы. Как и русские, когда мы что-то планируем, у нас должны быть ресурсы для этого. Тогда, если ваша позиция верна и вы принимаете правильные решения, вы можете ожидать правильного результата.
Русские давно собирали свои ресурсы. По моим подсчетам, должно быть, года за три с половиной-четыре они их интенсивно строили: людей, технику, боеприпасы. Я думаю, что у них было ресурсов на три месяца, чтобы достичь своих целей. Тот факт, что они исчерпали эти ресурсы и растратили свой потенциал, не добившись практически никакого результата, свидетельствует о том, что их позиция была выбрана неверно. Теперь им снова приходится думать о том, как выйти из этой ситуации.
Они хотели взять Киев. В военном отношении это было правильное решение — самый простой способ достичь своей цели. Я бы сделал то же самое. Я хорошо знаю Герасимова [главу вооруженных сил России] (не лично, конечно). Для него не было выхода. Он сосредоточился на Донбассе, чтобы сохранить оставшиеся ресурсы. На сегодняшний день ситуация на Донбассе непростая. Но стратегически это безвыходная ситуация для российской армии.
Так что, скорее всего, они ищут способы прекратить [боевые действия] и получить паузу любыми способами: обстреливая мирных жителей, оставляя наших жен и детей замерзать насмерть. Им это нужно для одной простой цели: им нужно время, чтобы собрать ресурсы и создать новый потенциал, чтобы они могли продолжать достигать своих целей.
Но они параллельно работают над другой задачей, делают все возможное, чтобы не дать нам перегруппироваться и нанести удар по ним. Вот почему вы видите бои вдоль 1500-километровой линии фронта. Где-то более интенсивно, где-то менее интенсивно, но они сковывают наши войска, чтобы не дать перегруппироваться. То, что они сейчас упорно борются, это, конечно, очень плохо. Но это не решение стратегической проблемы. Это просто изматывает вооруженные силы Украины.
Поэтому, как и во время второй мировой войны, я в этом не сомневаюсь, скорее всего, где-то за Уралом готовят новые ресурсы. Готовятся на 100%.
Боеприпасы готовятся, не очень хорошая штука, но все же. Это будут уже не те ресурсы, которые могли бы быть за два года перемирия. Этого не будет. Это будет паршиво, а боевой потенциал будет очень и очень низким, даже если он наберет в армию еще миллион человек, чтобы бросать трупы, как это сделал Жуков [высший советский командир во время Второй мировой войны], это не принесет желаемый результат в любом случае.
Так что следующая задача, которая у нас есть, это, прежде всего, удержать этот рубеж и больше не терять позиций. Это очень важно. Потому что я знаю, что освободить его в десять-пятнадцать раз труднее, чем удержать. Так что наша задача сейчас — удержаться. Наша задача очень четко отслеживать с помощью наших партнеров, что там происходит, где они готовятся. Это наша стратегическая задача.
Наша вторая стратегическая задача – подготовиться к этой войне, которая может произойти в феврале. Чтобы иметь возможность вести войну свежими силами и резервами. Наши войска сейчас все завязаны в боях, они истекают кровью. Они истекают кровью и скрепляются исключительно мужеством, героизмом и умением их командиров держать ситуацию под контролем.
Вторая, очень важная для нас стратегическая задача — создать резервы и подготовиться к войне, которая может состояться в феврале, в лучшем случае в марте, в худшем — в конце января. Она может начаться не с Донбасса, а в сторону Киева, со сторону Беларуси, не исключаю и южного направления.
Мы сделали все расчеты — сколько нам нужно танков, артиллерии и так далее, и тому подобное. Это то, на чем сейчас всем нужно сосредоточиться. Да простят меня солдаты в окопах, сейчас важнее сосредоточиться на накоплении ресурсов для более затяжных и тяжелых боев, которые могут начаться в следующем году. Я поговорю об этом с Милли [главным военным Америки].
Я скажу ему, сколько это стоит. Если мы не получим его, конечно, мы будем бороться до конца. Но, как сказал один из киногероев, «за последствия не ручаюсь». Последствия предвидеть нетрудно. Это то, что мы должны сделать.
Есть и третья, очень важная для нас задача, третья стратегическая задача, которая, к сожалению, связана и с первой (удержание рубежей и позиций), и со второй (накопление ресурсов). Это ПРО и ПВО. По моему личному мнению, я не специалист по энергетике, но мне кажется, что мы на грани. Мы балансируем на тонкой грани. А если [электросеть] разрушить… вот тогда солдатские жены и дети начинают замерзать. И такой сценарий возможен. В каком настроении будут бойцы, представляете? Без воды, света и тепла можно ли говорить о подготовке резервов для продолжения боевых действий?
Э : Вам нужно провести очередную волну мобилизации?
В.З. : Мы уже проводим ее как есть. У нас достаточно людей, и я ясно вижу, что у меня есть. Мне хватит. Мне не нужны еще сотни тысяч.
Нам нужны танки, нам нужны БТРы , БМП. И нам нужны боеприпасы. Обратите внимание, я сейчас не говорю о f-16.
Э : Российские войска адаптировались к himars [ракетным установкам залпового огня американского производства]?
В.З. : Да. Они ушли на расстояние, недостижимое для himars. И у нас нет ничего дальнобойного.
Э : Мы можем поговорить о ПВО?
В.З. : Сейчас у нас коэффициент 0,76. Русские используют этот коэффициент эффективности 0,76, когда планируют свои атаки. Это означает, что вместо 76 ракет они запускают 100. А 24 проходят и достигают цели. А что две ракеты делают с электростанцией? Два года не получится. Поэтому ПВО нужно создать.
Специалисты НАТО знают все, абсолютно все, до мельчайших деталей. Расчеты сделаны и слава богу все сдвинулось с мертвой точки. У нас уже есть несколько nasams [норвежско-американские системы ПВО]. Не достаточно, но некоторые iris-t [немецкая система ПВО] уже используются. Не достаточно. Их просто нужно размножить. Нам нужны десятки таких.
Э : Ваши союзники как-то сдерживают вас от наступления на Крым?
В.З .: Я не могу ответить на вопрос, сдерживаются они или нет. Я просто констатирую факты. Чтобы добраться до границ Крыма, на сегодняшний день нам нужно преодолеть расстояние 84 км до Мелитополя. Нам, кстати, этого достаточно, потому что Мелитополь дал бы нам полный огневой контроль сухопутного коридора, потому что из Мелитополя мы уже можем вести огонь по Крымскому перешейку, теми же himars и так далее. Почему я говорю это вам? Потому что это восходит к моему предыдущему замечанию о ресурсах. Я могу рассчитать исходя из поставленной задачи, какой ресурс нужен для наращивания боеспособности.
Мы говорим о масштабах Первой мировой войны… это то, что сказал мне Энтони Радакин [высший офицер Великобритании]. Когда я сказал ему, что британская армия выпустила миллион снарядов в Первую мировую войну, мне ответили: «Мы потеряем Европу. Нам не на что будет жить, если вы пустите столько снарядов». Когда говорят: «Вы получаете 50 000 снарядов», люди, считающие деньги, падают в обморок. Самая большая проблема в том, что их на самом деле нет.
С такими ресурсами я не могу проводить новые большие операции, хотя мы сейчас работаем над одной. Она уже в пути, но вы ее еще не видите. Мы используем гораздо меньше снарядов.
Я знаю, что могу победить этого врага. Но мне нужны ресурсы. Мне нужно 300 танков, 600-700 БМП , 500 гаубиц. Тогда, я думаю, вполне реально выйти на рубежи 23 февраля. Но я не могу сделать это с двумя бригадами. Я получаю то, что получаю, но меньше, чем мне нужно. Еще не время обращаться к украинским солдатам так, как Маннергейм обращался к финским солдатам [“Солдаты! Я сражался на многих полях, но не видел еще воинов, которые могли бы сравниться с вами. Я горжусь вами так, как если бы вы были моими детьми”.]. Мы можем и должны освободить намного больше территории.
Э : Что вы думаете о мобилизации в России?
В.З .: Русская мобилизация сработала. Неправда, что их проблемы настолько ужасны, что эти люди не будут бороться. Они будут. Царь велел им идти на войну, и они идут на войну. Я изучал историю двух чеченских войн — было то же самое. Они могут быть не так хорошо оснащены, но все равно представляют для нас проблему. По нашим оценкам, у них есть резерв в 1,2–1,5 млн человек… Русские готовят около 200 000 свежих солдат. Я не сомневаюсь, что у них будет еще одна попытка в Киеве.